Purdue Pharma. Крупнейший наркокартель Америки
В просторном северном крыле Метрополитен-музея находится египетский храм Дендур — памятник из песчаника, построенный на берегах Нила две тысячи лет назад.
В музей его привезли в 1978 году. Северное крыло называют Крылом Саклера, которое является памятником крупнейшей американской династии филантропов. Братья Артур, Мортимер и Реймонд Саклеры родились в Бруклине. Все трое стали врачами. Всю жизнь они делали крупные пожертвования множеству учреждений, большинство из которых теперь названы в их честь, пишет в журнале The New Yorker Патрик Радден Киф.
Мортимер умер в 2010 году, Реймонд — в начале этого года. Братья передали своим наследникам благородные традиции меценатства и колоссальное состояние, которое позволяет покровительствовать вволю. Дочь Артура, Элизабет, открыла при Бруклинском музее Центр феминистского искусства имени Элизабет Саклер. Сыновья Реймонда, Ричард и Джонатан, основали профессорскую кафедру в Йельском онкологическом центре.
По данным Forbes, Саклеры — одна из самых богатых американских семей. Их общий капитал составляет более 13 миллиардов долларов — это больше, чем у Рокфеллеров или Меллонов. Когда членов династии спрашивают об их состоянии, они почти никогда не говорят о своем семейном бизнесе, о Purdue Pharma. Это частная компания в штате Коннектикут, которая в 1995 году разработала и выпустила на рынок оксиконтин — рецептурное обезболивающее. Оксиконтин был принят на фармацевтическом рынке как инновационный препарат: его длительное действие помогало от умеренной и сильной боли. Препарат стал сенсацией и, по некоторым данным, принес Purdue Pharma 35 миллиардов долларов.
Тем не менее оксиконтин обладает очень спорными свойствами. Единственный его ингредиент — оксикодон, химически сходный с героином. Оксиконтин в два раза эффективнее морфина. Раньше врачи назначали своим пациентам натуральные и синтетические опиоиды только в двух крайних случаях: для смягчения острой боли при онкологических заболеваниях и для паллиативной помощи умирающим. Специалисты сторонились опиоидов из-за давнего и вполне обоснованного страха перед их аддиктивным потенциалом.
Когда Purdue Pharma запускала оксиконтин на рынок, перед маркетинговой кампанией препарата стояла цель изменить мнение врачей об опиатах. Purdue Pharma спонсировала исследования и подкупала докторов, чтобы создать впечатление, будто аддиктивный потенциал опиоидов преувеличен. Торговые представители продавали оксиконтин так, словно он представляет из себя безопасное лекарство, помогающее при большом спектре заболеваний. Миллионы пациентов обнаружили, что этот препарат жизненно необходим им в борьбе с мучительными болями. Многие из них настолько подсели на него, что начали испытывать мучительную ломку в перерывах между приемами.
С 1999 года двести тысяч американцев умерло от передозировки оксиконтином и другими опиоидными рецептурными обезболивающими. Такие препараты слишком дороги, их сложно достать, поэтому многие зависимые в результате переключались на героин. Согласно данным Американского общества лечения зависимостей, четверо из пяти потребителей героина начинали с рецептурных обезболивающих.
Эндрю Колодный — один из руководителей совместного исследования опиоидов в Брандейском университете. Он работал с сотнями пациентов, страдающих опиоидной зависимостью. Колодный рассказал мне, что большинство смертельных передозировок связаны не с оксиконтином, а с другими опиоидами. Ситуация ухудшилась, когда врачи начали чаще выписывать опиоидные обезболивающие, как того и хотела Purdue Pharma. «Если вы обратите внимание на количество рецептов на опиоидные обезболивающие, то увидите, как много их стало в 1996 году. Это не совпадение: именно тогда Purdue Pharma запустила всестороннюю кампанию по дезинформации медицинского сообщества», — утверждает Колодный.
Артур Саклер и его братья родились в семье еврейских иммигрантов из Галиции и Польши, росли в Бруклине во время Великой депрессии. Все трое учились в медицинском колледже, а позже работали в психиатрическом центре Кридмур в Квинсе. В изучении медицины Артура больше всего привлекало то, как «природа и болезнь раскрывают свои секреты». Особенно братья интересовались биологическими аспектами психических расстройств и фармацевтическими альтернативами устаревшим методам лечения вроде электрошоковой терапии и психоанализа.
Но разбогатели братья Саклеры благодаря торговле, а не медицине. Еще подростком Мортимер стал менеджером по рекламе в школьной газете. Он убедил компанию, выпускающую сигареты Chesterfield, разместить там свое объявление и получил комиссию в пять долларов — большие по тем временам деньги. Артур же оплачивал свою учебу в медицинском колледже, работая копирайтером в небольшом рекламном агентстве, которое специализировалось на рекламе в области медицины. Это было в 1942 году. В конце концов Артур купил это агентство и совершил революцию во всей отрасли продвижения лекарств. Саклер понял, что реклама новых препаратов должна быть направлена не только пациента, но и на врача, который выписывает больному рецепт.
Продавая новые лекарства, Артур Саклер разрабатывал кампании, нацеленные на самих врачей: размещал рекламу в профессиональных журналах и отправлял брошюры в медицинские учреждения. Осознав, насколько сильно медики подвержены влиянию своих коллег, он выбрал самых видных ученых и начал спонсировать фармакологические исследования, которые должны были доказывать эффективность продаваемых лекарств.
В 1960-е годы Артур развернул рекламную кампанию транквилизаторов — либриума и валиума. Как и раньше, он размещал рекламу в медицинских изданиях. Саклер продвигал валиум как лекарство широкого спектра. В 1965 году один из авторов журнала Psychosomatics, практикующий терапевт, написал: «Существуют ли заболевания, которые нельзя вылечить этим препаратом?» Также рекламная кампания стремилась убедить врачей, что валиум может быть полезен людям без каких-либо психиатрических симптомов. Фармацевтическая компания Roche, производитель валиума, не проводила никаких исследований аддиктивного потенциала этого препарата. К 1973 году американские врачи выписывали более ста миллионов рецептов на транквилизаторы в год, и у множества пациентов выработалась зависимость от них.
Помимо рекламы Артур Саклер занялся издательским делом: под его началом выпускалась газета Medical Tribune, аудитория которой достигала 600 тысяч врачей. Одновременно он руководил фармацевтической рекламной компанией и издавал газету для врачей. На все обвинения в конфликте интересов Артур отвечал издевками.
В 1952 году братья купили небольшую компанию Purdue Frederic, которая занималась выдачей патентов на лекарственные средства. Артур Саклер приступил к выводу на рынок нового препарата против повышенного уровня холестерина. В начале 1960-х годов Эстес Кефовер, сенатор штата Теннесси, возглавил подкомитет, который изучал активно растущую фармацевтическую индустрию. Кефовер заинтересовался бизнесом братьев Саклеров и очередной маркетинговой кампанией Артура. В январе 1962 года Артур отправился в Вашингтон, чтобы дать показания перед подкомитетом Кефовера. Подкомитет выяснил, что новый препарат против холестерина имеет множество побочных эффектов, в том числе облысение. В ответ на обвинение Саклер невозмутимо заявил: «По-моему, лучше быть лысым, чем иметь закупоренные сосуды».
Чем богаче становились братья Саклеры, тем быстрее они превращались в «покровителей наук и искусства». В 1974 году братья пожертвовали Метрополитен-музею 3,5 миллиона долларов. На эти деньги музей построил северное крыло, в котором находится храм Дендура. Однажды Мортимер Саклер провел в северном крыле вечеринку по случаю своего дня рождения. Торт был приготовлен в виде Большого сфинкса с лицом Мортимера.
В мае 1987 года Артур Саклер умер от сердечного приступа. Его дети начали активно сражаться за наследство с Мортимером, Реймондом и Джиллиан, последней женой Артура. Они обвинили Джиллиан в попытке присвоить их наследство «из жадности, мести и злобы на них». Согласно протоколу семейного собрания, дочь Артура Элизабет предположила, что ее отец скрывал от Мортимера и Реймонда истинные размеры семейного состояния.
Дети Артура Саклера получили в наследство треть акций Purdue Frederic, которые позднее выкупили Мортимер и Реймонд. Офис компании переехал в Коннектикут, название фирмы было изменено на Purdue Pharma. Компания приносила отличную прибыль. К моменту заключения сделки Purdue Pharma уже вела разработку нового препарата — оксиконтина.
Человечество выращивает опиумный мак уже пять тысяч лет. Отец медицины Гиппократ описывал его терапевтические свойства, но даже в древнем мире люди понимали, насколько опасна опиоидная зависимость. Для римлян мак был символом сна и смерти. В 1980-х годах Purdue Pharma под руководством Реймонда и Мортимера выпустила новое инновационное болеутоляющее — МС-Контин, таблетки морфина с запатентованной формулой «контролируемого высвобождения»: препарат постепенно растворялся в кровотоке в течение нескольких часов. МС-Контин стал самым продаваемым препаратом Purdue Pharma. Однако в конце 1980-х годов истек срок его патента, и руководство фирмы приступило к поиску нового препарата на замену.
В разработке принимал участие сын Реймонда Ричард. Загадочный, слегка неуклюжий, он по семейной традиции получил медицинское образование. Летом 1990 года ученый из Purdue предупредил Ричарда и нескольких коллег, что МС-Контин может «столкнуться с серьезной конкуренцией, поэтому Purdue стоит запустить на рынок препарат, действующим веществом которого будут другие опиоиды с контролируемым высвобождением». Также им стало известно, что идет разработка препарата, содержащего оксикодон — опиоид, который был разработан немецкими учеными в 1916 году.
Оксикодон, сам по себе дешевый в производстве, уже использовался в других препаратах. Purdue разработал оксиконтин, таблетку чистого оксикодона с контролируемым высвобождением. По принципу действия новый препарат был похож на МС-Контин. Компания запустила в производство три дозировки: малую в 10 миллиграммов, огромную в 80 миллиграммов и гигантскую — 160 миллиграммов. Последняя значительно превышала дозировку любого другого опиоидного рецептурного препарата на рынке. Как пишет Барри Мэйер: «Если бы у наркотиков была огневая мощь, оксиконтин был бы ядерным оружием».
Прежде чем выпустить оксиконтин, Purdue Pharma спросила врачей из фокус-группы, что может помешать широкому использованию препарата и усугубит ли оксиконтин всеобщую озабоченность опиоидами. Пока компания разрабатывала препарат, некоторые врачи обратились к американскому медицинскому сообществу с требованием пересмотреть свои взгляды на опиаты. Именитый доктор Рассел Портной заявил, что использование опиоидов для лечения хронической боли необходимо, безопасно и оправдано. Он осудил врачей, которые «из-за своей опиофобии» не выписывают такие препараты пациентам с хроническими болями. Доктор утверждал, что опасения по поводу аддиктивного потенциала опиоидов не более, чем «медицинский миф». Как выяснилось позже, за такие заявления Портной получал гонорары от Purdue Pharma.
Ричард Саклер неустанно работал над тем, чтобы сделать Оксиконтин хитом продаж. В 1995 году Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) одобрило оксиконтин для использования при умеренной и сильной боли. Несмотря на то, что Purdue не проводила клинических исследований аддиктивного потенциала оксиконтина, FDA разрешило помещать на упаковку надпись «Данный препарат безопаснее, чем конкурирующие болеутоляющие средства». Доктор Кертис Райт, эксперт FDA, курировавший экспертизу препарата, вскоре ушел со своего поста. Двумя годами позже он устроился на работу в Purdue.
Рекламная кампания оксиконтина стала одной из крупнейших в области фармацевтики. Стивен Мэй, торговый представитель оксиконтина, вспоминает: «Тогда мы думали, что делаем благое дело. Мы искренне верили, что есть миллионы людей, страдающих от боли, а у нас есть лекарство от нее». Purdue Pharma собрала тысячу представителей и вооружила их диаграммами, демонстрирующими преимущества оксиконтина.
Торговым представителям поставили цель: убедить медиков, что оксиконтин следует назначать не только в случае сильной кратковременной боли при онкологии и хирургическом вмешательстве, но и при менее острой продолжительной боли (артрит, боли в спине, спортивные травмы, фибромиалгия). Казалось, что поводов выписать оксиконтин существует безгранично много. Purdue обнаружила, что многие врачи ошибочно считают, будто оксикодон слабее морфина. Компания начала активно эксплуатировать это заблуждение.
Во внутренних документах Purdue Pharma сказано, что компания «не хочет, чтобы оксиконтин применялся только при лечении боли при онкологии». Там же говорится, что нужно ориентировать препарат на пациентов, которые «не понимают, как работают опиоиды». По словам Дэвида Кесслера, «цель заключалась в том, чтобы препарат в минимальной дозировке покупало как можно меньше пациентов». «Считается, что система контролируемого высвобождения снижает вероятность злоупотребления наркотиками», — такой ответ давал Мэй, когда его спрашивали о зависимости от оксиконтина. Сейчас он вспоминает это утверждение с горькой ухмылкой. В 2002 году менеджер по продажам Purdue Уильям Гергели сообщил полиции штата Флорида, что руководство Purdue старалось убедить своих сотрудников в том, что оксиконтин «практически не вызывает привыкания».
Стивен Мэй не спрашивал мнения докторов об оксиконтине, он просто предоставил им результаты исследований, проведенных другими врачами. Purdue располагала собственным ораторским бюро и регулярно выплачивала денежные средства нескольким тысячам медиков за посещение медицинских конференций, где выступали в поддержку опиоидных болеутоляющих. Такие расходы окупались: согласно внутренним данным Purdue Pharma, участники подобных мероприятий в 1996 году выписывали в два раза больше рецептов на оксиконтин, чем другие. Purdue убеждала докторов в безопасности препаратов с помощью «экспертных заключений», которые составлялись медиками, получавшими гонорары за такие «мнения». Кроме того, компания рекламировала препарат в медицинских журналах и спонсировала веб-сайты о хронической боли.
В течение следующих пяти лет оксиконтин ежегодно приносил компании по миллиарду долларов. Торговые представители активно продвигали препарат. В один год личные продажи Стивена Мэя были настолько высокими, что Purdue Pharma наградила его поездкой на Гавайи. Чем больше была прибыль, тем активней руководители Purdue и члены семьи Саклеров финансировали такие «бонусы». Команда маркетологов описывалась во внутренних документах как «самый ценный ресурс компании».
Однажды Мэй вместе с коллегой отправился в Льюисбург, небольшой город в Западной Виргинии, чтобы встретиться с врачом, которая выписывала рекордное количество рецептов на оксиконтин. Когда представители компании приехали на встречу, они застали доктора в подавленном состоянии. Только что у нее умерла родственница. Молодая девушка скончалась от передозировки оксиконтином.
Артур и Мортимер Саклеры были женаты трижды, Реймонд — всего один раз. Второе поколение Саклеров — 15 человек, у большинства уже есть свои дети. Как и в любом семейном клане, в их семье не все гладко. В 1980-х Мортимер подал в суд на свою бывшую жену Гертруду за то, что та якобы незаконно владеет его квартирой на Пятой авеню. Потомки Артура вообще никак не связаны с семейным бизнесом.
Несмотря на то, что Мортимер Саклер владел большей частью компании, в офисе Purdue Pharma в Коннектикуте он появлялся нечасто. Он отказался от гражданства США в 1974 году по налоговым соображениям и прожил насыщенную событиями жизнь в Европе, где у него было три резиденции: в Англии, в швейцарских Альпах и на мысе Антиб во Франции. Реймонд Саклер жил в Коннектикуте, обладал более скромным характером, каждый день приходил в свой офис в Purdue Pharma, где его почтительно называли доктором Реймондом. Джон Каллир, бывший коллега Артура, вспоминает: «Рэй был спокоен, честен, всю жизнь был женат на одной женщине. Самый неинтересный из трех братьев».
Как только оксиконтин вышел на рынок, им начали злоупотреблять люди из сельских районов в штатах Мэн и Аппалачи. Все больше и больше врачей назначали препарат от огромного спектра симптомов. Как следствие, некоторые пациенты начали продавать свои таблетки на черном рынке: цена составляла доллар за миллиграмм. Клиники, в которых массово выписывали оксиконтин, процветали.
Несмотря на сложившуюся ситуацию, Purdue Pharma не прекращала поставки препарата в аптеки и не признавала, что он вызывает привыкание. Артур Саклер даже писал, что «все проблемы со злоупотреблением связаны с личными особенностями пациентов», и именно в этом и заключалась позиция Purdue: передозировки связывались с личной безответственностью, а не с наркотической зависимостью. В 2002 году 29-летней Джилл Сколек, матери шестилетнего мальчика, прописали оксиконтин против болей из-за травмы спины. Однажды ночью, после четырех месяцев приема препарата, она умерла во сне от остановки дыхания. Марианна Сколек Перес, мать погибшей, написала в FDA, призывая их добавить на упаковку препарата предупреждение о его аддиктивном потенциале.
В следующем году Перес приехала в Колумбийский университет на конференцию о наркомании. Туда же приехал Робин Хоген, специалист по связям с общественностью, которого наняла Purdue Pharma, чтобы развернуть на конференции активную кампанию по защите оксиконтина. Еще одним оратором был старший медицинский сотрудник Джей Дэвид Хэддокс, который настаивал на том, что оксиконтин не вызывает привыкания. Он сравнил его с овощами: «Если я дам вам стебель сельдерея, и вы съедите его, все будет отлично. Но, если вы выжмите из него сок и попытаетесь вколоть его себе, сельдерей вам навредит». Когда Хэддокс уходил с конференции, хрупкая Перес намеренно толкнула его плечом. Удивленный Хэддокс потерял равновесие и с грохотом упал на сложенные неподалеку стулья.
К 2003 году Управление по борьбе с наркотиками обнаружило, что «агрессивные методы маркетинга, которые использовала Purdue Pharma, сильно усугубили и без того непростую ситуацию со злоупотреблением оксиконтином». Рохелио Гевара, глава Управления, пришел к выводу, что Purdue Pharma «сознательно скрывала» все риски, связанные с этим препаратом. Тем не менее компания продолжала перекладывать вину на наркозависимых.
Правда заключается в том, что оксиконтин обладал свойствами настоящего наркотика, и руководство Purdue Pharma об этом знало. Пролонгированная форма выпуска подразумевала, что пациент может ввести сразу огромную дозу, которой хватит на 12 часов. Оксиконтин позволял спать по ночам (в отличие от морфия и других обезболивающих, которые требуется вводить чаще). Однако документы, полученные в ходе судебного расследования, свидетельствовали о том, что некоторые пациенты все же чувствовали боль в течение этих 12 часов. Руководство компании знало о ситуации еще до получения одобрения от FDA. Эти цифры — отличный маркетинговый ход, не более. Получается, что выписывавшие рецепт на оксиконтин врачи обрекали пациентов на зависимость от обезболивающего и на злоупотребление им. Они понимали, что препарат работает лишь восемь часов, а пациенты рассчитывали на двенадцать. Многие из тех, кто принимал оксиконтин по инструкции врача (и при этом не злоупотреблял наркотиками), испытывали ломку между приемами обезболивающего.
Purdue Pharma отказалась признавать риски, даже когда злоупотребление препаратом стало очевидным. Руководство больше беспокоило снижение спроса на оксиконтин из-за повсеместных передозировок. По словам Стивена Мэя, специалистам по продажам было указано реализовывать препарат, не обращая внимание на отчеты о злоупотреблении. В 2003 году Purdue Pharma получила предупреждение от FDA по поводу рекламы, которая, по мнению последних, не в полной мере отражала возможные риски.
На слушаниях в Конгрессе Майкл Фридман, заместитель Ричарда Саклера, заявил, что руководству Purdue Pharma о проблемах с оксиконтином стало известно только в апреле 2000 года, после того как в СМИ появились сообщения о злоупотреблении препаратом в штате Мэн. На самом деле они знали обо всех случаях еще до освещения ситуации в прессе. Purdue Pharma заключила контракт с малоизвестной компанией IMS Health, одним из основателей которой был сам Артур Саклер. IMS Health предоставляла информацию об особенностях отпуска рецептов разными врачами, поэтому торговые представители Purdue всегда знали, кому предложить свой препарат.
В июле 2001 года Ричард Блюменталь, занимавший должность генерального прокурора Коннектикута, написал Ричарду Саклеру: «Я все больше беспокоюсь по поводу ситуации с оксиконтином». Он упомянул о смертях в результате передозировки, зависимости от препарата, ограблениях аптек и о «растущем государственном финансировании» рецептов по программам Medicaid и Medicare. Саклер указал, что пациенты злоупотребляют и другими обезболивающими. «Но оксиконтин от них отличается, — отвечал Блюменталь. — Он сильнее вызывает привыкание, его легко купить, в том числе с рук, и он известнее». Прокурор призвал Purdue срочно пересмотреть маркетинговую кампанию. Саклерыпренебрегли его предложением, после чего в 2004 году Блюменталь подал жалобу на Purdue Pharma от имени штата Коннектикут.
С начала продаж оксиконтина Purdue Pharma тысячи раз привлекалась в качестве ответчика в суде. В 2002 году главный юрисконсульт компании Говард Уделл заявил, что Purdue будет защищаться до последнего. Через год адвокат Пол Хэнли обратился в суд с исковым заявлением, которое подписали пять тысяч пациентов, пристрастившихся к оксиконтину. В ходе расследования Хэнли удалось обнаружить уйму документов, свидетельствующих об умышленном искажении фактов со стороны Purdue Pharma.
В 2006 году Purdue Pharma удалось замять это дело, выплатив обратившимся в суд $75 млн. Вскоре после этого компании пришлось столкнуться с обвинениями федеральных прокуроров Виргинии в маркировке, вводящей покупателей в заблуждение. Говард Уделл, а также заместитель исполнительного директора Майкл Фридман и ведущий врач-специалист Пол Голденхайм признали свою вину.
Марианна Перес присутствовала на слушаниях по делу в Виргинии. Она помогала следствию и всячески старалась рассказать общественности о рисках, связанных с оксиконтином. По ее словам, она была на седьмом небе от счастья, но недоумевала, почему к ответственности не привлечены Саклеры: Ричард занимал ключевую руководящую позицию в Purdue, но ему не предъявили никаких обвинений.
Во время перерыва у Перес возникла мысль подойти и ударить Фридмана, Голденхайма или Уделла, но она сдержалась. Вместе этого она сказала им: «Вы сущее зло, ублюдки», из-за чего они покраснели, но ничего не произнесли в ответ. Их приговорили к условному сроку и обязали выплатить штрафы на сумму около 35 миллионов долларов. Purdue Pharma согласилась выплатить дополнительные 600 миллионов долларов. Некоторые посчитали, что для компании эта сумма небольшая, учитывая миллиарды, которые Саклеры и Purdue Pharma получали с продаж оксиконтина.
Артур Саклер вел колонку в Medical Tribune, где помимо прочего активно критиковал табачные компании за неэтичное поведение. Например, в 1979 году он написал, что предупреждения на пачках сигарет о вреде курения недостаточно эффективны, а реклама в журналах формирует у людей неправильное представление о табачных изделиях.
В 1998 году произошло крупнейшее с финансовой точки зрения мирное урегулирование спора, когда представители табачной индустрии согласились выплатить 246 миллиардов долларов после того, как им пришлось отвечать по иску нескольких десятков штатов. Майк Мур как генеральный прокурор Миссисипи играл в том процессе значительную роль. В отношении Purdue Pharma он отметил, что у фармацевтической компании денег меньше, чем у табачных.
Сейчас Мур вместе с Хэнли и другими юристами работают над новой волной исков против Purdue и других фармацевтических компаний. Мур считает, что семья Саклеров должна быть подвержена публичному осуждению, ведь именно они положили начало обману, который вылился в массовую зависимость, и именно они извлекли из ситуации наибольшую выгоду. Мур признает, что в юридическом отношении между табачными и фармацевтическими компаниями огромная разница, но параллели в вопросах этики неоспоримы: «Они наживают состояние, убивая людей».
В августе 2015 года в Луисвилле, Кентукки, приземлился самолет, откуда вышел Ричард Саклер в окружении адвокатов. Восемью годами ранее штат подал иск против Purdue Pharma из-за маркетинга, вводившего потребителей в заблуждение. Грег Стамбо, занимавший на тот момент должность генерального прокурора штата, положил начало этому делу. Его родственник погиб от передозировки оксиконтином. Purdue Pharma твердо отстаивала свою позицию и требовала перенести слушания в другое место, утверждая, что честного суда в округе Пайк не будет. Чтобы доказать предвзятость присяжных, компания распорядилась провести демографическое исследование и представила его в суде. Однако полученные данные сыграли не в их пользу: 29% населения округа ответили, что они сами или члены их семьи знали людей, погибших от оксиконтина. Семь из десяти респондентов отозвались о влиянии оксиконтина как о «разрушительном».
Судья постановил, что место проведения судебного заседания останется прежним, и Ричард Саклер вылетел в Луисвилл. Четверо юристов допрашивали Ричарда о его роли в развитии и продвижении оксиконтина. Митчел Денхам, бывший юрист прокуратуры штата, также присутствовал на снятии показаний под присягой. Прокуроры Кентукки должны были либо уничтожить миллионы документов, либо вернуть их Purdue. Сайт медицинских новостей STAT позже отправил запрос на рассекречивание показаний Ричарда Саклера. Судья удовлетворил запрос, но фармацевтическая компания подала апелляцию.
Ричард Саклер ушел с поста президента Purdue в 2003 году, но остался в совете директоров компании. Несколько лет он преподавал в Рокфеллеровском университете, а затем переехал в Остин, Техас. Сейчас Саклер живет в современном особняке в районе, полюбившемся предпринимателям в области IT.
Саклер через своего представителя отказал мне в беседе. Я связался с другими членами его семейства, но ни один из них не стал отвечать на вопросы об оксиконтине. Удивительно, что они были столь едины в своем молчании, учитывая сложные отношения внутри семьи. Неужели эти высокообразованные люди не подозревали об источнике своего богатства? Или просто решили выбросить эту мысль из головы? «Жадность способна заставить людей дать логическое объяснение и плохим поступкам», — полагает Эндрю Колодный.
Пол Хэнли считает поведение Саклеров хорошо продуманным с юридической точки зрения. «Чем больше интервью, тем больше потенциальных слабых мест появляется для адвокатов вроде меня и для государственных следователей». Интересно, считают ли Саклеры (по крайней мере некоторые из них) филантропию своеобразной формой искупления. Но среди сфер, куда уходят пожертвования их семьи, вы не найдете лечение зависимости или любой другой подобной деятельности, которая помогла бы бороться с эпидемией опиоидной наркомании.
В августе 2010 года Purdue Pharma без привлечения внимания заменила оксиконтин на другой препарат, который не сильно отличался от предыдущего. Теперь если раздавить таблетку, получался не растворимый порошок, а липкое вещество. За новую формулу компания получила одобрение FDA, в частности из-за того, что она была якобы безопаснее прежней. Управление утвердило этикетку (первую в своем роде), на которой было написано «Злоупотребление невозможно».
В Purdue долгое время отрицали тот факт, что употребление оригинального оксиконтина нередко приводит к передозировкам. Однако после получения патента на препарат с новой формулой фармацевтическая компания подала запрос в FDA об отказе от первоначального оксиконтина, так как он небезопасен. Более года Purdue продолжала продавать оксиконтин в Канаде. По данным недавнего исследования, продажи оксиконтина в Уинсоре, провинция Онтарио (на границе с Детройтом), внезапно выросли в четыре раза — явный показатель закупок для американского черного рынка.
К тому времени как Purdue стала выпускать обновленный оксиконтин, в стране разразилась эпидемия опиоидной зависимости. Эндрю Колодный рассказал мне, что представители старшего поколения стали злоупотреблять обновленным оксиконтином, который они получали по рецептам. Они принимали таблетки согласно инструкции. Колодный считает, что сейчас эти люди составляют целевую аудиторию Purdue Pharma. Молодежь, которая не может так просто заполучить рецепт или позволить себе дорогой препарат, переходит на аналоги с черного рынка, в том числе и на героин. Как пишет Сэм Хинонс в своей книге «Dreamland: правдивая история об эпидемии опиоидной зависимости в Америке» (2015), мексиканские наркодилеры стали распространять героин по всей Америке среди тех, кто стал зависим от медикаментов. В этом парадокс истории оксиконтина: старая формула породила поколение, зависящее от таблеток, новая формула вынудила поколение помоложе перейти на героин.
Треть мирового рынка опиоидных обезболивающих приходится на США. Однако из-за негативных высказываний политиков и журналистов многие врачи стали осторожнее давать рецепты на эти препараты. Прежде в год выписывалось около 250 миллионов рецептов. В прошлом году в Огайо, где от эпидемии пострадали очень многие, практически каждый пятый получил рецепт на опиоидное обезболивающее. Врач из Торонто Дэвид Юрлинк объяснил мне, что такие препараты опасны даже для тех, кто не склонен к зависимостям. Опиоидные средства поначалу облегчают боль, но затем эффект уменьшается, и их с каждым разом требуется принимать все больше. Доза увеличивается, и главное преимущество лечения сходит на нет.
Даже врач Рассел Портной, получавший деньги от Purdue и выступавший за назначение опиоидных препаратов на длительный срок, поменял свои взгляды. При этом он отметил, что никто не оказывал влияния на его первоначальную точку зрения. Портной считает, что два десятилетия назад медики не знали об опиоидах и зависимости то, что знают сейчас. Точно так же могли бы поступить и Саклеры: сказать, что опирались на ложное представление о безопасности оксиконтина и извиниться за свои действия, которые привели к катастрофической зависимости от обезболивающих по всей стране. Но вместо этого Purdue активно борется с любыми ограничениями на распространение препарата, ссылаясь на возможные трудности по получению обезболивающих законопослушными пациентами. Психиатр из Вашингтонского университета Марк Салливан поддерживает Purdue: «Опасен не препарат, а люди».
В прошлом году Центры по контролю и профилактике заболеваний США, которые в 2011 году официально заявили об эпидемии опиоидной наркомании, представили директивы для исправления сложившейся ситуации. Врачам рекомендовано обратить внимание на нефармакологический подход к лечению (например, на физиотерапию) и на неопиодные препараты. Опиоды не должны быть первым шагом в лечении хронической боли.
После того, как Purdue изменила формулу, и оксиконтин стало тяжелее размалывать, количество выписанных рецептов снизилось на 40%. Это значит, что около половины пациентов использовали его как наркотик. Дэвид Юрлинк считает, что неправильно писать на упаковке обновленного препарата «Злоупотребление невозможно»: он все еще может вызвать привыкание, даже если следовать инструкции. Но Purdue, столкнувшись с пониженным спросом на рынке и всеобщей критикой, не опускает руки и ищет новых потребителей. В августе 2015 года, несмотря на возражения критиков, компания получила одобрение FDA на рекламу оксиконтина, направленную на аудиторию 11+.
По подсчетам Forbes, ежегодный доход Саклеров составляет около 700 миллионов долларов. При этом Саклеры понимают, что оксиконтин может выйти за пределы североамериканского континента. Когда продажи крупных компаний в США перестают расти, они обращают внимание на другие страны (оксиконтин уже распространяют в Канаде и Англии). Purdue спонсировала курс для медиков и дантистов в Торонтском университете по применению обезболивающих. Его вел лектор, напрямую связанный с Purdue, а по окончании студенты получили подготовленный фармацевтической компанией учебник, в котором оксикодон назван опиоидом «средней силы». Курс убрали из учебного плана из-за критики со стороны учащихся и врачей. В их числе был Рик Глазьер — медик, чей сын умер от передозировки оксиконтином в 2009.
С выходом на мировой рынок история повторилась: там, где начались продажи оксиконтина, увеличивались показатели зависимости, злоупотребления и смертности. Саклеров это не останавливает, и они продвигают свой препарат в Азии, Латинской Америке и на Ближнем Востоке через компанию Mundipharma. Маркетинг Purdue не изменился: акцент по-прежнему сделан на множестве пациентов, страдающих от хронической боли.
«Похоже на действия табачных компаний, — считает Майк Мур. — Заметив падение акций на американском рынке, они стали экспортировать продукцию в страны с менее строгим регулированием. Что произойдет дальше, вы знаете. Будет много смертей». В мае несколько членов конгресса обратились в ВОЗ с призывом остановить распространение оксиконтина и открыто указали на Саклеров. Они написали: «У международного сообщества специалистов здравоохранения есть уникальная возможность заглянуть в будущее. Не дайте Purdue оставить позади трагедию, которую они породили в США и которая затронула многие американские семьи. Не дайте им найти новые рынки сбыта и новых жертв».
«Удивительно, но они игнорируют не только разговоры о принятых ими неверных решениях, которые привели к эпидемии опиоидной наркомании, но и о способах борьбы с проблемой», — так говорит о Саклерах психиатр Аллен Фрэнсис. По его мнению, настоящие филантропы, глядя на последние двадцать лет, сказали бы: «Знаете, есть несколько миллионов американцев, которые прямо или косвенно зависимы от нашего препарата. Мы в этом виноваты». «Если бы Саклеры хотели очистить свою репутацию, они строили бы клиники для бесплатного лечения зависимых от опиоидов. Если бы Саклеры помогали опиоидным наркоманам избавиться от зависимости — это была бы настоящая филантропия. Щедрые пожертвования учреждениям, которые названы в вашу честь — это не филантропия, это прославление собственной династии», — считает Фрэнсис.
Майк Мур, бывший генеральный прокурор штата Миссисипи, считает, что Саклеры не станут помогать наркозависимым до тех пор, пока общество не осознает, что именно они виновны в опиоидном кризисе. Однажды на конференции с главами табачных компаний Мур услышал от них: «Мы хотим, чтобы на коктейльных вечеринках к нам перестали подходить и спрашивать, почему мы убиваем людей». Это прямая цитата. Майк не понимает, почему музеи и университеты продолжают принимать деньги от Саклеров без лишних вопросов. Если бы эти фонды, медицинские школы и больницы задумались, сколько детей с рождения зависимы от опиодов, продолжили бы они получать деньги от этой семьи? Каждые полчаса рождается ребенок, зависимый от опиоидов. Например, в городе Хантингтон, Западная Виргиния, 10% всех новорожденных зависимы. Не так давно окружной прокурор из Теннесси подал против Purdue и нескольких фармкомпаний иск от лица «Ребенка Доу» — младенца-наркомана.
Мур считает, что руководители Purdue не смогут выиграть все обвинительные иски. Пол Хэнли отметил, что, проиграв хотя бы одно дело, компания может обанкротиться. «Даже если они потеряют все деньги, я это просто так не оставлю. Я уже ищу способы привлечь Саклеров к личной ответственности», — сказал он.
Маркетинговая стратегия Саклеров всегда была очень успешной. Самый удачный их бизнес-ход заключался в разделении бизнеса и семьи, на котором было сколочено ее состояние. Мне вспомнилось наставление Артура Саклера о том, что нужно попытаться сделать мир лучше, чем он был до вашего прихода. Я спросил Саклеров, как это наставление сочетается с их деятельностью. От комментариев они отказались через представителя Purdue Pharma.
Недавно я отправился в Амагансетт, Лонг-Айленд, чтобы поговорить с одним человеком, назовем его Джефф. Мы встретились в кафе, он рассказал мне о своей борьбе с наркоманией. Десять лет назад, когда он был подростком, он начал злоупотреблять опиоидами, в том числе оксиконтином. По воспоминаниям Джеффа, он тогда был повсюду. Джефф никогда не принимал оксиконтин внутривенно. «У меня был принцип: я никогда не буду колоться», — вспоминает он.
Спокойно, но решительно Джефф рассказывал о следующем десятилетии своей жизни: он продолжал зависеть от опиоидных обезболивающих, встретил девушку, влюбился, подсадил ее на опиаты. Однажды у дилера не оказалось таблеток, и он предложил героин. Чтобы снять ломку, Джефф неохотно согласился. Пара подсела на героин: сначала нюхали, затем начали употреблять внутривенно. На собственной свадьбе они были под героином. Их сын родился с опиоидной зависимостью. «Врачи вводили ему морфин, чтобы не было ломки», — рассказывает Джефф. Сейчас Джефф прошел длительный курс реабилитации, не употребляет уже больше года. Его жена и ребенок тоже избавились от зависимости.
Мы вышли из кафе, прошлись по усыпанной листьями улице, по обе стороны которой возвышались роскошные дома. Неподалеку от этого места Джефф работал в свои худшие годы. В этом же районе находится дом Мортимера Саклера-младшего. Джефф оценил всю иронию ситуации. «Вы и представить не можете, сколько раз я нюхал в непосредственной близости от этого дома», — сказал он.
inosmi.ru
Компромат | Досье | Скандалы
Источник скандалов: UkrPost.biz