«На мне обкатали схему», или Как Лёня-Космос и лжеученый из КМДА разрушили одну семью
«Вы первый человек за 10 лет, кто меня выслушал», – говорит программист Евгений Косенко, оставшийся без семьи, без квартиры, и без доброго имени.
Все это, как утверждает 45-летний айтишник, у него отняли товарищи, которые фабриковали «Дело педофилов из БЮТ»: https://ord-ua.com/2017/06/29/kak-yanukovich-vyiigral-vyiboryi-2010-delo-pedofilov-iz-byut-ch2-/
Последние 10 лет Евгений провел в колонии, и с 2014го находился в неволе в т.н. «ДНР». Сидел по одному из самых ужасных обвинений – по ч.3 ст.153 УК Украины (Насильственное удовлетворение половой страсти неестественным способом). Евгений один воспитывал ребенка после смерти жены, и был обвинен в растлении шестилетней дочери. Обстоятельства этого УД уж очень напоминают детали скандально известного «дела» Дмитрия Полюховича, которое оказалось стопроцентным фейком: https://ord-ua.com/2017/06/28/delo-pedofilov-iz-byut-okazalos-100nyim-fejkom-gde-sejchas-politicheskie-killeryi-pochemu-nikto-ne-nakazan/
В обоих случаях над «доказательствами» работал тандем: «православный психолог» Людмила Гридковец и следователь Максим Морозов.
Напомним, в «Деле педофилов Артека» (оно же «Дело педофилов из БЮТ») следователь Морозов сфабриковал заключение СМЭ, которое в дальнейшем было признано «научно недостоверным» и «физиологически невозможным». Сейчас этот бывший следователь прячется в Крыму, так как принимал участие в преследовании майдановцев. А Людмила Гридковец по-прежнему проживает в Киеве и сражается за «скрепы РПЦ». Выступает с псевдонаучными заявлениями на тему: гомосексуализм, как психическое расстройство (например: https://www.youtube.com/watch?v=6ODAW9Qoc5k).
Акт судебно-медицинского обследования, проведенного в июне 2008 года, опроверг гипотезу Людмилы Гридковец о сексуальном насилии, которому подвергается дочь Евгения. Но Гридковец и Морозова это не остановило. Из материалов, имеющихся в распоряжении «ОРД», вытекает, что обвинение базировалось на противоречивых показаниях свидетелей, которые о «сексуальных играх» узнали от ребенка. Но не раньше, чем с девочкой начала работать психолог Гридковец. Что происходило во время общения чужой тёти и малышки не знает никто. А другие свидетели не замечали ничего подозрительного — аж до вмешательства «доброжелательницы». Следователь Максим Морозов «доказал вину» Косенко, базируясь на «умозаключениях» няни ребенка и работников детского сада, которые попали под влияние того же «эксперта».
Есть в этой странной и невероятной истории след «Лёни Космоса». В 2008м пани Гридковец работала в его команде: психологом киевского центра «Семейный дом», существующего под патронатом управления по делам семьи и молодежи КМДА. Была координатором программы по профилактике насилия в семье. А приют «Город счастливых детей», куда определили дочь Евгения, был создан правой рукой экс-мэра — Денисом Бассом. Как раз за пару месяцев до того, как Гридковец инициировала свое «расследование».
Окружение Черновецкого, включая учредителя «Города счастливых детей», не раз ловили на махинациях с недвижимостью. В 90-е Черновецкий скупал за бесценок квартиры эмигрантов. В декабре 2008го бывший киевский градоначальник создал коммунальное предприятие «Лучший дом» для содержания одиноких стариков. В рамках этого проекта пожилые киевляне помещались в пансионат, а их квартиры должны были сдаваться в аренду. Леонид Черновецкий обещал, что согласившиеся на его условия старушки будут «есть икру, ананасы и бананы». Остается гадать — сколько одиноких людей клюнули на эту удочку, и какой была их дальнейшая судьба.
Однокомнатная квартира Евгения Косенко на Лукьяновке в тот момент, когда его «атаковали психологи», оценивалась в 80 тысяч долларов – то есть, была довольно лакомым кусочком.
Мы поговорили с Евгением Косенко не только о его УД, но и о том, как ему «сиделось» в Макеевке после того как колония оказалась под контролем т.н. «ДНР».
На фото – Евгений Косенко утверждает, что является жертвой лжесвидетелей и намерен добиваться полной реабилитации. Его обменяли из «ДНР» в рамках программы, которую реализует омбудсмен Валерия Лутковская.
– Что дает вам основания добиваться пересмотра вашего дела?
– Главное – повторяемость. На мне обкатали схему, которую после меня применяли как минимум дважды. «Артековское дело» в конце концов бездарно провалилось, а я оказался легкой добычей: ни родственников в Киеве, ни влиятельных друзей. В результате оговора потерял отца и бабушку, которые умерли из-за сильного душевного волнения, не имея никакой возможности пообщаться с внучкой, которую держали в изоляции. Так разрушили всю мою семью.
– Как вы овдовели?
– В 2002м у меня родилась дочь, и через 2 недели после родов моя жена умерла из-за осложнений. Воспитывал ребенка с няней, которая шла с нами по жизни почти 6 лет, пока ее не заставили врать в суде. Показания против меня няня дала после того, как ей сказали, что в отношении меня уже открыто дело, что было неправдой. Она неплохая, набожная, но не слишком грамотная женщина. Напугали тем, что обвинят в укрывательстве, если она не будет говорить то, что от нее ожидают услышать.
– Это та няня, которая дала показания, что ваш ребенок в 10-месячном возрасте стонал, женщина, испытывающая оргазм?
– Да, в деле столько бреда, что, даже перечитывая несколько раз, я не мог поверить. Но няню я не виню. Людмила Гридковец, которая жила в доме напротив и прекрасно знала, какая у нас уязвимая семья – вот это «мотор» всего УД. Она инициировала две проверки, получила два отказа в возбуждении дела, а потом просто подала комплект документов в городскую прокуратуру. «Имеет ученую степень кандидата психологических наук и 16-летний опыт работы практическим психологом, и потому ее показания не подлежат сомнению», — написано в приговоре. Не могу удержаться от аналогии: в средние века степень доктора богословия и практический опыт инквизитора подтверждал справедливость его мнения относительно того, кого признать колдуном. Никто не побеспокоился узнать, о чем психолог долгие часы говорил с дочкой, когда рядом не было не то, что отца или няни, но даже просто воспитателей детского сада. Дошло даже того, что об обстоятельствах преступления в качестве свидетеля допросили того самого психолога.
В протоколе допроса шестилетнего ребенка, которого допрашивали без присутствия эмоционально близкого ей человека (хотя бы няни), записано что моя дочь предупреждена о даче заведомо ложных показаний. И много другого абсурда. Есть видео допроса (Редакция располагает этим видео – Авт.) — ребенка допрашивали в присутствии штатных психологов Леонида Черновецкого, включая Гридковец. Ребенок говорит одно (или не говорит ничего), а в протокол вносят отсебятину.
Без санкции суда и до возбуждения уголовного дела был проведен осмотр моей квартиры. Сижу дома, работаю — делаю сайт, заходит няня с ребенком из садика и какой-то мужчина. Няня говорит: «Вот этот человек мой хороший друг, пусть он с нами побудет немного, пока я чай заварю». Взгляд у «друга» цепкий. Потом в материалах дела читаю его отчет: о том, что комната не прибрана, а у меня нервный взгляд. Ну, естественно, у меня сайт лег, мне не до гостей, а за спиной посторонний.
– И когда вы поняли, что произошла беда?
– За неделю до задержания, и то не до конца. Меня вызвали в отделение УМВД Шевченковского района на «профилактическую беседу». И первая фраза: «Ну что, котик? Заставляешь дочку есть кошачий корм, надеваешь поводок?». Я опешил. «У нас есть съемки, специалисты установили, мы все про вас знаем. Теперь с вами поработают уголовники – то, что вы делаете, там не прощают». Я не понял, о чем речь — у меня на следующий день выступление на конференции, бизнес-тренинг. Подумал, что дочка могла пробовать кошачью еду из-за моего недосмотра – у нас есть кошка. Считал, что недоразумение, аж до 17 октября 2008 года, когда задержали. И потом до окончания суда надеялся, что суд разберется. До первой встречи с адвокатом в ноябре вообще не понимал серьезность, считал, что обвиняют в жестоком обращении с ребенком. Я, бывало, покрикивал, наказывал. Но я же точно знал, что никакого удовлетворения половой страсти не было.
Из материалов дела узнал, что моя соседка Гридковец неофициально работала с ребенком с марта 2008 года. Проводила время наедине без моего ведома и согласия, задолго до возбуждения дела. Обрабатывала дочку с разрешения директора детского садика. Гридковец сказала ей, что у ребенка есть признаки насилия, посоветовала директору написать заявление в КМДА и так получила разрешение. И то в материалах дела я не нашел документов, где бы эти встречи были чем-то обоснованы.
Все диагнозы относительно моей ненормальности «психолог» ставила заочно. Были такие «выводы»: «Признаком применения к девочке психофизиологического насилия является ее маленький рост и отсутствие выпадения молочных зубов». Она указывала в суде в качестве обоснования, что у ребенка энурез, и дочка отстает в развитии, и еще говорила про аккомодационный синдром… Наукообразный бред. Ни одна медицинская (в т.ч. психиатрическая) экспертиза не подтвердила, что моя дочь подвергалась сексуальному насилию. И теперь я знаю, что этот «эксперт» вообще ни дня не работал в области детской психологии, а институт, где она изучала психологию, похож на лавочку по продаже дипломов.
– В чем вы видите смысл фальсифицировать против вас дело?
– Могу только догадываться, но думаю, что квартира была мотивом – ее и сейчас используют. Половина принадлежит моему несовершеннолетнему ребенку, опекуном стала няня, а распоряжается квартирой, как я подозреваю, психолог. Няня во всем действует по подсказкам. Факт в том, что псевдоученый сломала не только судьбу моей семьи. Очень просто понять, кому в «артековском деле» было необходимо облить грязью депутатов из БЮТ. Но политическим врагом Тимошенко являлась не только Партия регионов, но и Блок Леонида Черновецкого.
– Какова роль Черновецкого в вашей истории?
– Моего ребенка сразу определили в приют Дениса Басса, и не говорили, где моя дочь. Следователь Морозов ссылался на тайну следствия и защиту интересов ребенка. И вдруг в 2009 году я увидел мою дочь по ТВ в передаче «Час с мэром». Она сидела на коленке у Черновецкого и я слушал, как они там помогают детям в «Місті щасливих дітей».
На фото – Команда Черновецкого неоднократно использовала дочь Евгения для политического пиара на ТРК «Київ» и на сайте chernovetskiy.com.ua, выдавая за «жертву педофила».
Я называю это «эксплуатацией несчастных счастливыми». Черновецкий подхватывает мою дочь, целует, безжалостно пиарится… В одном ролике, который гордо назывался «социальной рекламой» без всякой стыдливости рассказывалось о моей дочери, что вот эту девочку насиловал собственный папа. И это еще до начала суда! Были в рекламе и другие дети. Вот у этого мальчика родители наркоманы – говорилось в ролике. А в конце — реквизиты банковского счета, на который предлагалось перечислить благотворительный взнос. В другом сюжете основателя приюта Басса дети очень трогательно благодарили и поздравляли с днем рождения, и в конце снова предложение жертвовать на приют.
Вот в таком месте мой ребенок провел 2 года до установления опеки. Дочери запретили встречаться с родным дедушкой, моим отцом. Не давали поговорить с няней целых два месяца. А этого вполне достаточно, чтобы выучить наизусть жуткую легенду ее маленькой жизни.
О том, как современные компрачикосы уродуют душу ребенка, я написал в 2011 году эссе в рамках программы «Творчество осуждённых». Надеялся, что хоть кто-то обратит внимание (ссылка на эссе тут: https://eugine-kosenko2.livejournal.com/1339.html).
См. видео – одно из тех, где Леонид Черновецкий и зам главы Киевской горадминистрации бессовестно пиарятся на детях, лишенных опеки:
– Почему опекуном ребенка стала няня, а не кто-то из родственников?
– По линии моей покойной жены остался только дядя, который живет в другой стране, а моим родственникам ребенка не давали. У меня были папа и бабушка. Отец поначалу был настроен по-боевому, но в 2009 году он умер от инсульта. Он безумно страдал от этой ситуации — ему не давали встреч с ребенком.
У няни с дочерью хорошие отношения, а у меня с ней был конфликт накануне нового 2007 года, о котором она рассказала на следствии. Обычная ссора, в которой была и ее вина — я хотел ехать с дочкой к моему отцу, она хотела забрать ее к себе. Я разрешал брать дочь на выходные. И в тот вечер она увела с собой дочку вопреки моей воле, из-за чего мне пришлось вызывать милицию. Но потом мы помирились. На следствии она говорила, что дочка хохотушка и чудо с небес, и до появления в нашей жизни «психологов» она не догадывалась о секс.насилии. Но я кричу на девочку и кормлю кошачьей едой. Бывало, что я кричал — был несдержан, это мое «преступление». Долго не догадывался, что няня против меня дает показания, сам ходатайствовал о назначении ее опекуном.
Хотя мой папа считал, что няня слишком много внимания уделяет религиозному воспитанию и заставляет дочь называть ее мамой. Он писал это в жалобах, пытаясь вернуть ребенка.
В своем «последнем слове» я даже каялся – в том, что мало внимания уделял ребенку. Бывало, шлёпал. Мне самому было тяжело, и я не понял, что и ей плохо. Прозевал момент, когда посторонние люди втерлись в доверие к моему ребенку. Если бы у нас с ней был контакт, она бы мне рассказала, что к ней в садик приходят посторонние люди и производят с ней манипуляции в тайне от меня…
На фото – Вот эти «выводы эксперта-самородка» легли в основу УД, по которому отец получил 10 лет, а ребенок провел в приюте около 2 лет. Гридковец действовала в рамках программы Черновецкого «Родинний дім».
На фото – Исходя из этого «приговора», можно заподозрить, что первоначальный план горе-психолога состоял в том, чтобы оформить опеку над отнятым у родных ребенком на себя.
– Как вас встретила тюрьма с вашей статьей?
– До весны 2010 года, когда я поругался с администрацией тюрьмы – встав на защиту неходячего дедушки (пожаловался, что фельдшер нас не посещает, а я поддержал), я находился в камере, где у меня не было проблем. Но после этого конфликта перевели в другую камеру, и началось. Пытались заставить сознаться, что я педофил. А я никогда не признавал, добивался оправдания. Ночь была ужасная. Пока сокамерники, по своим каналам связываясь со свободой, проводили свое «расследование» (у них это называется «по-людскому» — когда другие люди подтверждают вину, а не милиция), я сидел на «пятаке» (у входа в камеру, напротив туалета, площадочка, которую называют пятачок). Так меня «ломали». Они должны или подтвердить, что я насильник, или сломать – заставить признаться. Но если ты держишься, значит ты прав.
– Что показало «тюремное следствие»?
– Наутро говорят: «Дождись проверки и просись, чтоб тебя перевели». Они не смогли ни подтвердить мою вину, ни опровергнуть.
– Как вы пережили 10 лет и не сломались – это же огромный срок…
– Освободили меня все-таки досрочно, применив закон Савченко. Срок уменьшили на 2 года, но реально получилось всего на 9 месяцев меньше. Перед этим мой адвокат писал жалобы Валерии Лутковской.
Для меня 10 лет — это была абстрактная цифра. У меня была сломана жизнь. Вся. Прокуратура хотела дать 11 лет — на основании того, что не признал вину. А мне тогда было вовсе неважно: 10 лет, или 15, или ПЖ.
За что я держался? Много читал. Находил отдушину в учебе. Выучил немецкий, польский, начал изучать французский. Читаю легко и перевожу со словарем. Изучал программирование. Заказывал со свободы книги по профессии. Прочитал Гончарова «три О»: «Обломов», «Обрыв» и «Обыкновенная история». Библиотека в 32-ой колонии богатая, а я там был библиотекарем. В колонии примерно треть заключенных читает, но больше фантастику и криминальное чтиво.
– А что шокировало в тюрьме, оказалось совсем не так, как представляли?
– Полное отсутствие романтики и непорядочность заключенных. Готовы друг друга съесть. И это не зависит от «масти». Надо быть очень аккуратным и следовать правилу: не верь, не бойся, не проси. Еще добавляют: не ведись и не подставляйся. Имеется ввиду, что провокаций много и правды не найдешь, так что лучше не доверять людям.
– Удалось ли избежать унижения в колонии в связи с «позорной статьей»?
– Бывало, что начинали придумывать женские клички, угрожали изнасиловать. Но в последнее время «членом не наказывают» (как там говорят) — могут лишить стола и запретить всем пить с тобой чай и курить сигареты.
Главный фактор – чистая совесть. Стоять на своем (настаивать на невиновности) очень трудно. Но труднее, когда совесть не чиста. Я же всем рассказывал так, как есть, и совесть мне говорила, что я прав. Иногда били, иногда подвергали психологическому насилию. Были рассечения, один раз мне ушибли почку, но она восстановилась. Обещали ножом вырезать глаз, но на самом деле просто хотели страх увидеть в моих глазах. Но не увидели.
Смотрящий за тюрьмой мне говорил: «Ты неопределенный. Под сомнением». Администрация поселила с хозобслугой — так называемыми «козлами».
– Почему вы оказались в «ДНР» и как пережили войну?
– Меня отправили в Макеевскую колонию 32 из-за того, что в Мариуполе жили родственники — тетя и бабушка (тогда еще была жива). Во время боевых действий наша колония обстреливалась неоднократно. В 2014-2015 году прямо из нашего поселка взлетали ракеты – их хорошо было видно. Потом шла «ответка», дважды снаряды прилетали в колонию. Четверо заключенных погибли: двое сразу, двое от потери крови. Моя библиотека тоже пострадала, 8 месяцев не работала. Но зато когда были обстрелы, люди начали более гуманно друг к другу относиться. «По зеленой», как у нас там говорили, телефоны у нас стали. Разрешили по мобильной связи без ограничений общаться с родственниками.
– Не было ссор по политическим мотивам среди заключенных?
– В основном осужденные не признают факт российской агрессии – они считают, что «ополченцы» воюют за независимость «республики». И в администрации были люди, воевавшие за «ДНР». Руководство колонии запретило политические споры, предупредив, что осужденные, которые нарушат этот запрет, будут помещены в изолятор. Но все равно проукраински настроенные люди в колонии встречались.
– Как ваши отношения с дочерью сегодня?
– После проигрыша в кассационной инстанции меня лишили родительских прав. Няня против нашего общения.
Татьяна Заровная, «ОРД»
Компромат | Досье | Скандалы